| СЫЧ [b] "...а по географии нагайская степь не на Кубани находиться . "
ВОССОЕДИНЕНИЕ КУБАНИ И РОССИИ
Суворов по случаю своего назначения на должность командира Кубанского корпуса пригласил на праздник султанов и мурз ногайских орд. Со всех сторон потянулись конные группы. Приехав к Ейскому укреплению, гости устанавливали свои кибитки и отдыхали. Собралось всего до трех тысяч человек. Многие ногайцы помнили Суворова по 1778 году.
Суворов обошелся со всеми самым дружелюбным образом. Принимал всех как старинный приятель, а угощал, как радушный хозяин. На другой день ногайцы отправились в свои кочевья чрезвычайно довольные приемом и угощением. А Суворов был рад новым знакомствам. При беседах с мурзами он узнал, что многие согласны принять русское подданство.
Согласно инструкции Потемкина Суворов сразу же повел разговор с новыми подданными российской короны о переселении их к Днестру или за Урал, в степи, и сделал это так, чтобы «не было и тени принуждения». Об этом Потемкин дважды предупреждал Суворова. Переселение должно быть добровольным.
Приставом при ногайских ордах Суворов назначает премьер-майора Алексея Полторацкого, за полковником Лешкевичем оставил должность пограничного комиссионера. Это позволило больше внимания уделить разведке и борьбе с турецкой агентурой. Лешкевичу приходилось заниматься также и с русскими военнослужащими, которые по тем или иным причинам вынуждены были некоторое время находиться в Закубанье среди черкесов и турок.
Сторонник России султан Джамбулуцкой орды Муса-бей, приятель Суворова, лично убедил многих мурз дать согласие присягнуть на верность России. Однако некоторых убедить не удалось. Суворов снова рассылает в ногайские кочевья, приглашения на праздник в честь 21-й годовщины восшествия Екатерины II на престол. Сбор был назначен на 28 июня у валов Ейского укрепления.
Суворов получил сведения, что Потемкин прибыл в Крым, и в городке Карасубазар провел церемонию присоединения Крыма к России. Он послал ордера генералам о приведении к присяге местного населения на Тамани и у Копыла. Напомнил еще раз, что присяга населения должна быть организована торжественно и только добровольно. Для приобретения угощений он выделил генералу Филисову 500 рублей и Елагину 300 рублей.
Через два брода хлынули через Ею тысячные толпы гостей. Пронзительный скрип кибиток, колесные оси которых делались тогда только из дерева, наполнил степь у Ейского укрепления. Все правобережье Ей покрылось сотнями кибиток и тысячными табунами лошадей. Дым от костров обкутал все окрестности укрепления и, сползая в пойму Ей, заволакивал ее так, что не было видно противоположного берега. Всего прибыло на праздник около шести тысяч человек.
С целью безопасности гарнизон стоял в боевой готовности, на бастионах у пушек, заряженных картечью, дымились фитили. Остальная часть войск стояла в строю в полном боевом снаряжении, хотя и в праздник и позже со стороны гостей недоброжелательности не было.
28 июня 1783 года после богослужения в гарнизонной церкви Суворов в окружении своего штаба вышел из крепостных ворот, собрал у кургана напротив ворот всех мурз и зачитал им манифест о присоединении Крыма к России, а также об отречении от ханского престола Шагии-Гирея. Затем на коране все мурзы дали присягу на верность России. После зачтения царского указа о присвоении султанам и мурзам, сторонникам России, офицерских чинов с соответствующим денежным жалованьем довольные ногайцы разъехались по своим ордам и приняли присягу от своих соплеменников. А затем начался грандиозный пир.
Все ногайцы уселись на войлоках вокруг котлов и огромных вертелов, на которых жарились целые бараны. Султаны и самые важные мурзы сидели на коврах рядом с Суворовым. С валов стреляли холостыми зарядами пушки, крики «алла» сливались с криками «ура»! Потом начались конные скачки, игры, борьба, стрельба в цель. Вечером снова сели к котлам, и продолжалось угощение, которое закончилось глубокой ночью при свете костров.
Утром, после нового угощения, ногайцы, довольные гостеприимством хозяина, простились с ним и, клянясь в вечной дружбе, разъехались по своим кочевьям, сопровождаемые приставленными к ним русскими офицерами-наблюдателями, так называемыми приставами.
Все ногайские орды были приведены к присяге на верность России. Казалось, что подчинение ногайцев русским властям удалось решить мирным путем. Суворов отлично понимал, что формальное подчинение этих народов нельзя принимать за действительное. Своеволие и внутренние распри в ордах были очень часты, а масса народа легко подстрекалась к грабительским набегам. Сама церемония принятия присяги не могла служить прочной гарантией, поэтому Потемкин и принял решение изолировать ногайские орды от воздействия турецкой пропаганды, переселив их в уральские степи. Конечно, ногайцев переход на новое место страшил, но с этим Потемкин не считался.
Суворов готовился к переселению ногайцев, которые формально являлись уже подданными Российской империи. Конечно, Суворов, как никто лучше, зная истинное положение на Кубани, своеволие и постоянные внутренние раздоры в ордах, которые легко возбуждались турками, понимал, что надежда на полное перерождение кочевников пока является иллюзией. Ногайцы по-прежнему оставались опасным очагом у российских границ.
К тому же вскоре появились сведения, что и бывший хан, раскаиваясь в отказе от престола, стал подстрекать ногайцев к неповиновению российским властям. Да и донские казаки просили правительство переселить ногайцев подальше от границ. Докладывая свои соображения, Суворов считал, что переселение можно начать в первой половине августа «по собрании их посеянного с поля хлеба». Он наметил маршрут следования с Кубани: на Маныч, затем на Сал, вверх по Дону к Царицыну и Саратову, через Волгу сделать переправу на судах. Ногайцы на новых землях успели бы до зимы накосить сена для, своего скота.
Занимаясь подготовкой к переселению, Суворов понимал, что богатые и среднего достатка ногайцы могли переселиться без особых материальных затрат. Но среди кубанского населения были так называемые «бай-куши», то есть бедняки, которые работали по найму у богачей. Суворов через приставов пригласил их переселиться в донские станицы, чтобы они там влились в местное население «с исправлением казачьей службы», то есть были бы приписаны к казакам со всеми вытекающими из этого правами и обязанностями.
Таковы были планы Суворова, которые вскоре пришлось изменить. Точных причин, побудивших Суворова ускорить переселение, мы не знаем, так как документов, освещающих этот вопрос, пока не найдено. Известно только, что Суворов получил сведения о подготовке восстания в ногайских ордах под воздействием турецкой агентуры, да и Шагин-Гирей, перебравшийся из Крыма в городок Таман, вел себя двулично, посылал своих людей в орды с письмами, призывая уходить за Кубань.
Узнав, что во главе заговора мурз стоит хитрый и лживый Тав-султан, Суворов приказал арестовать его и содержать в Ханском городке под стражей верных России ногайцев. Докладывал ли Суворов о раскрытой им подготовке мятежа князю Потемкину, мы не знаем. Но Потемкин вскоре прислал приказ повременить с переселением до особого указания.
С целью прикрыть переселенцев со стороны Кубани от нападения абреков и немирных ногайцев Суворов расставил от Ейского укрепления вверх до устья Малой Ей и далее вдоль нее цепь сторожевых казачьих застав. Южнее их Суворов поставил три сильных корволанта.
Ейская линия была как бы повернута на 180 градусов, потому что надо было не только прикрывать переселенцев, но и сдерживать беглецов, которые под влиянием турецкой агентуры стремились уйти в Закубанье. Мы знаем, что левым корволантом командовал уже знакомый нам Лешкевич. Правым — полковник Бутырского пехотного полка П. С. Телегин. Этот корволант стоял на высоком плато в двенадцати верстах северо-восточнее бывшего Большеейского фельдшанца.
Переселение началось. В ордах еще активнее заработала турецкая агентура, пугая ногайцев неведомыми степями, обещая скорую им помощь Турции. И не безуспешно. Некоторые из особенно зажиточных ногайцев, которые вначале соглашались на переселение, теперь, нарушая договор, тянули с переселением. В ночь с 30 на 31 июля, когда ногайцы уже отошли от Ей около ста верст, в Джамбулуцкой орде начался мятеж, который перебросился и в другие орды. Мятежники внезапно атаковали мирных ногайцев, которые понесли большие потери. Престарелый Муса-бей, приятель Суворова, был тяжело ранен саблей. Часть мурз, сторонников России, попала в плен. В самом начале мятежа вероломно были изрублены приставы секунд-майоры Масляницкий и Прижевский с небольшими отрядами, составлявшими их охрану. Это вдохновило мятежников, они, осмелев, напали и на казачьи дозорные отряды, которые, отстреливаясь, отошли к корволантам.
Волнение охватило всю степь. То, чего опасался Суворов, произошло. О том, что Суворов от своей разведки узнал о происках турецкой агентуры и бывшего хана среди переселенцев, мы можем судить по его письмам к атаману Иловайскому. Эти девятнадцать писем хранятся в Новочеркасском архиве. Информируя Иловайского о положении на Кубани, Суворов обязательно добавлял:
«Ради бога, пожалуйте мне скорее четвертый полк по сотням на усть Малой Ей...»
27 июля, прибыв в первый форпост Ейской цепи укреплений, он сообщает: «У нас уже баталия была». Коротко добавляет, что ногайцы рубились с казаками, но причины этой баталии он не раскрывает. Далее он сожалеет: « всего скучнее, что, как ни натягивай, все жидка Малоейская цепь и четвертый полк все же нужен».
В письме из Элбуздинского редута 1 августа Суворов пишет о переходе ногайцев за Кагальник, а 2 августа он уже с тревогой сообщает: «По многим слухам спешил я и прибыл с легким деташементом на Кагальник к Песчаному броду», думал встретиться с Иловайским, который должен был подойти с полками. На этот раз Суворов просит уже пять полков, чтобы ногаи, «видя их на глазах своих, удалились легкомысленного колебания».
В тот же день, получив сведения о потерях мирных ногайцев, Суворов с сожалением пишет:
«...татары в нынешнем году перекочевать в уральскую степь не могут...»
И далее дает Иловайскому указание оставить их на зимовье в пределах Донского войска, то есть по Манычу и Салу. Не успел он отправить это письмо, прискакал гонец с известием о начавшемся новом мятеже. Суворов дописал: «По окончании сего получил сейчас я известие о весьма сильных бунтах. Я сию минуту выступаю. Ради бога, елико можно, ваше превосходительство, поспешайте с толикими людьми, сколько ныне при вас в собрании, к Кагальницкой мельнице войска подкрепить и оные спасти».
Суворов во главе маленького деташемента быстрым маршем пошел наперехват бегущим на юг ногайцам и в устье Малой Ей пытался их остановить и уговорить продолжать переселение. Однако мятежники, подогретые турецкой агентурой, окружили его с угрозами.
Суворов пропустил ногайцев к броду через Малую Ею. После чего они пошли вверх по Большой Ее, на юг, к Кубани. Нужно отметить, что на левом фланге переселенцев особых волнений не было. 31 июля к начальнику корволанта прискакал охлюпкой окровавленный казак. «Измена, ваше высокоблагородие, ногаи взбунтовали!» — вскричал он. Лешкевич построил свой отряд в каре, а по углам поставил три пушки. На фланге стала сотня, казаков.
В это время с севера появилась лавина конных ногайцев и тысячи кибиток, стада скота, табуны лошадей. Рев скота, ржание лошадей, скрип деревянных осей кибиток наполнили степь. После небольшого колебания ногайцы сгрудились в огромную толпу и атаковали Лешкевйча. Несколько залпов в упор решили дело, и нападающие бросились наутек. В тот же миг казаки, рассыпавшись лавой, стали колоть беглецов пиками. И все же кибитки, переправившись через Ею, ушли к Кубани.
Другое огромное скопище ногайцев, которых уговаривал Суворов, вышло к урочищу Урай Илгасы, где был брод через реку Ею. Брод прикрывал седьмой форпост Ейской линии, западнее нынешней станицы Крыловской. Здесь гарнизоном стояла рота Бутырского пехотного полка под командой поручика Филиппа Жидкова. Часовые, стоявшие на валах укрепления, заметили, как в степи с севера появились кибитки, стада скота и табуны лошадей. Серые от пыли ногайцы с воплями погоняли утомившийся скот.
По команде султана Канакая ногайцы спешились, собрались в толпу и атаковали редут. Залповый огонь из ружей и картечь отбросили ногайцев. Но вскоре те снова бросились на штурм редута. Возможно, нападающие и сломили бы малочисленный гарнизон, если бы на выручку не подошли стоявший в двенадцати верстах на северо-восток от форпоста, где ныне станица Новопашковская, Бутырский пехотный полк во главе с полковником Телегиным и часть Владимирского драгунского полка под командой полковника Павлова.
Подход драгун вызвал среди ногайцев смятение, они бросились через реку, но болотистые берега и топкое дно сразу же засасывали тяжелые кибитки. Ногайцы, видя, что им не увезти кибитки и не угнать скот, начали рубить животных, бросать в реку связанных пленных, рубили даже жен и детей, а затем верхом ушли на юг, к Кубани. Вся степь была покрыта конными беглецами. Ниже урочища Темижбек ногайцы переправились в Закубанье и собрались вдоль правого берега Лабы.
Сколько потеряли русские в этих столкновениях, установить не удалось. Некоторые историки считают, что регулярные полки и казаки потеряли в общем до шестисот человек. Сам Суворов доложил в одном из первых рапортов о том, что корпус потерял, кроме двух майоров, сорок восемь убитыми и двадцать четыре ранеными. Видимо, он указал, только погибшую охрану этих майоров.
4 августа Суворов из Кагальника посылает Иловайскому письмо: «Ваше превосходительство! Остановитесь! Полно: все теперь благополучно. Я скоро буду у карантина. Только канакаевцы почти все перекрошены: самого (Кайакая. — В. С.) небрежно прострелили в ухо».
К этому времени Лешкевич, организовав погоню за мятежниками, сумел захватить руководителей, которые были заключены под стражу и отправлены в Азов. О провале добровольного переселения ногайцев Суворов доложил Потемкину 5 августа и в ответ получил выговор за самовольно начатое переселение и приказ «считать возмутившихся ногайцев не подданными России, а врагами отечества, достойными всякого наказания оружием».
Мирным ногайцам, пострадавшим в сражении с мятежниками, Суворов выделял деньги, выдавал муку, расселял на зиму по донским станицам те семьи, что потеряли свой скот. Особое внимание он уделял одиноким мужчинам и женщинам, «из коих многие по собственному желанию,— пишет Суворов, — введены в православную христианскую веру». Затем мужчин, которые были крещены, записывали в казаки. Пройдет немного времени, и ногайцы мирных орд, оправившись от пережитых потрясений,начнут постепенно перекочевывать в ставропольские степи под прикрытие Азово-Моздокской укрепленной линии. Со временем северо-восточная часть ставропольских степей и стала называться Ногайской степью.
Вначале из едисанцев, джамбулуков, едичкульцев и караногайцев было на новом месте организовано четыре приставства, но часть ногайцев перекочевала к Тереку и Каспийскому морю, и осталось два приставства, объединивших около пяти тысяч казанов.
В конце 1783 года русская дипломатия одержала еще одну большую победу. Русский посланник в Турции Я. И. Булгаков, используя успехи Суворова в ликвидации военной силы ногайских орд, 28 декабря подписал торжественный договор, по которому Турция признавала присоединение к России Крымского ханства и Кубани.
Новое соотношение сил на Кубани уже не требовало специального корпуса, поэтому Потемкин решил его расформировать. Часть его отошла к войскам Кавказского корпуса, а часть временно оставалась в низовьях Дона на случай диверсии турок со стороны Суджук-Кале и Анапы. Охрана всей границы от Азовского до Каспийского моря, поручалась войскам Кавказского корпуса. Суворову было приказано выехать в столицу за получением нового назначения.
Но считая, что промедление в переселении ногайцев может вылиться в мятеж, Суворов начинает через верных ему мурз и султанов направлять орды к рубежу реки Ей: Ногайцы двигались очень медленно: их сдерживали огромные стада скота и броды через Ею. Прошло несколько дней, пока все орды переправились через Ею и сосредоточились вдоль ее правобережья.
С целью прикрыть переселенцев со стороны Кубани от нападения абреков и немирных ногайцев Суворов расставил от Ейского укрепления вверх до устья Малой Ей и далее вдоль нее цепь сторожевых казачьих застав. Южнее их Суворов поставил три сильных корволанта.
СЫЧ "Было и такое но сейчас не каждый и мужиком в праве то называться не то что казаком ."
Хорошо сказано...
Но, кто такой МУЖИК в дореволюционной России? До 1861 года это - крепостной раб , быдло. Никому не пришло бы тогда в голову назвать даже беднейшего, но свободного человека ?мужиком?. Русский этнос, который образовался на территории Золотой Орды, сегодня он и есть генетическим продолжением Золотой Орды..
Прапредки теперешних москвинив – угро-финны пристранствовали на земле теперешней Московщини и Финляндии еще при непроглядных временах предыстории. Летописец ХІ ст. вспоминает о московских племенах чудь, ливь, водь, ямь, чухна, весь, пермь, мурома, мордва, мокша, мещера, черемиси, югра, печера, карель, зирянь, ерзя, самоядь. Он пишет, что то были дикари: не имели никаких законов, обычной морали, жили в землянках, ели сырое мясо и сырую рыбу, не знало полеводство. Того же времени (ХІ ст.), по свидетельству чужестранцев, Киев был более культурен и более богат Парижа и Лондона. Праукраина имела резвые торговые и культурные звязки со всем культурным миром – Грецией, Малой Азией, Индией еще тысячу лет к РХ. В северной Московщини носили еще и в ХХ ст. кожную одежду дикарского кроя (один ломоть с дырой на голову), что его носили обезьянолюди 6 тысяч лет потому. Московский археолог пишет, что словянских могил к Х ст. не найдено нигде в Московщині (А. Спіцин. „Владимирские курганы").
Общественность народа оставалась сугубо угро-финской. Даже в ХІХ веке только по 80 км. от Москвы были села, где люди не знали московского языка. В восточной части Московщини были целые уезды таких сіл (В. Даль. Полное собрание сочинений).
Да, азиаты – мы с раскосыми и жадными глазами!",- поет О. Блок. Москвини, что переселились в Сибирь между тамошних азиатов: якутов, камчадалов, киргизов очень скоро перебирали не только язык тех народов, но и их обычаи, даже веру (поганску), забывая свой (московскую) язык и обычаи. Но те москвини, что оселювалися в Украине или в Польше, не перенимали украинских или польских обычаев, украинского или польского языка. Вот такая сила расового родства. Москвини считали всех немосквинив, даже православных украинцев, за еретиков, грешников. Часто не пускали немосквинів-христиан (даже православных) к церкви. Татары были не христианами, а магометанами и поганами. Но москвини не считали грехом брак москвинів-христиан с татарами-магометанами. Щобильше, Московская церковь молилась за татарских ханов. Московский митрополит Феогност проклинал и отлучал от церкви тех, кто не обнаруживал безоговорочного повиновения хану Золотой Орди (В. Ключевський, там же). Московский писатель свидетельствует: „Ми, москвини, в Европе – гостье, а в Азии мы вдома" (Ф. Достоєвський. „Дневник писателя"). Азиатский обычай продавать девушек дожил в Московщини к ХХ ст. в форме т. зв. „кладки", то есть условленной суммы денег, что ее платили родители парня родителям дівчини (Ф. Вовк. „Студії з української етнографії та антропології"). „...Не извне, а изнутри татарская духовность завладела душой москвина.
Это духовное завоевание длилось в то же время и с политическим упадком Золотой Орды. В ХV ст. тысячи окрещенных и неокрещенных татар шли на службу к московскому князю, вливаясь в ряды будущего дворянства. Двухсотлетнее татарское господство не уничтожило воли в Московщини. Воля в Московщини погибла собственно после освобождения из-под татарской влади" (Г. Федотов. „Новый град"). Приведено утверждение московского патриота и научного работника выглядит странным. Но оно правдиво. Мы привыкли считать татар дикарями, грабителями, они же потому что столетиями разоряли Украину, брали ясырь и тому подобное. Однако дикарями – как для того времени – они не были, а военными здобичниками, что при тех временах считалось в Европе законным занятием.
Арабские историки ставят татарскую государственную администрацию не ниже римской. Чужеземные торгивцы ездили со своим ценным товаром по всему татарскому государству безопасно. В Московщини было опасно путешествовать даже в XVIII ст. Столица Татарской Орды – Сарай была культурным городом с мощенными улицами, водостоками, с талантливо построенным дворцом. Относительно военного мастерства татары были не хуже римлян.
Татары были значительно более культурными чем прамосквины-угро-финны. Это признают и московские историки от М. Карамзина (1766–1826) к М. Покровского (1868–1932). Все они пишут, что московское государство благодарит своим рождением татарам. В. Ключевський (1841–1911) пишет, что в XVI–XVIII ст. 57 % московского ведущего слоя были татарского происхождения, а идею Чингис-хана заграбастать весь мир дала Московщини ее аристократия татарского происхождения. Первый московский историк М. Карамзин был татарского происхождения. Силу татарского влияния в ежедневной жизни видно из того факта, что москвины молились в церкви в шапках на голове вплоть до 1651 года.
Когда Золотая Орда распалась, никаких изменений в Московщины не случилось. Все – и татары, и москвины – остались на своих местах, на старых должностях. Лишь вместо хана наивысшим обладателем стал царь. Московский историк свидетельствует: „Не отделением от Золотой Орды, не свержением татарского якобы „ярма", но полно наоборот – перебранням всего идейного наследства татар стала Московщина большой потугою" (М. Трубецькой. „Наследие Чингис-хана") .
Потому летописец и записал: „Суздальці так очень разрушили 1169 года Киев, что татары не имели уже что разрушать 1240 года". Как видим, традиция ненависти Московщини в Киев достаточно длилась. От Андрея Боголюбского через Иванив, Петрив, Екатерины, Николаев, Олександрив к Владимиру 1917-го . Татары были такими же азиатами, как и угро-финны, и эта их родство способствовало слиянию обоих народов в один – московский. Московский историк подтверждает: „Московські князья и не думали о борьбе с татарами, понимая, что повиновением и деньгами они постигнут больше, чем борьбой. В отличие от украинских князей, московские сразу признали безоговорочно власть хана и установили приятельские и даже кровные звязки с татарами. Сам большой князь Михаил Тверской женился с татаркой, а за ним вступили в брак с татарками все другие московские князі" (В. Ключевський, там же). За князьями массово женились оба народы. Не трудно представить, каким языком говорили их деть. Потатарщення (скорее слияние) было общим. По упадку власти Орды, татары массово переходили в христианскую веру, и так из той угро-фінно-татарской мешанины создался теперешний московский народ. Народ сугубо азиатский, что и подтверждает анализ их крови. Азиатские народы имеют в крови группу „В", а индоевропейские – группу „А". Москвини имеют „В", а украинцы – „А".
Татары были значительно более культурными чем прамосквинів-угро-финны. Это признают и московские историки от М. Карамзіна (1766–1826) к М. Покровського (1868–1932). Все они пишут, что московское государство благодарит своим рождением татарам. В. Ключевський (1841–1911) пишет, что в XVI–XVIII ст. 57 % московского ведущего слоя были татарского происхождения, а идею Чінгіс-хана заграбастать весь мир дала Московщини ее аристократия татарского происхождения. Первый московский историк М. Карамзін был татарского происхождения. Силу татарского влияния в ежедневной жизни видно из того факта, что москвини молились в церкви в шапках на голове вплоть до 1651 года.
Вплоть до XVIII ст. не было в Московщини частных владельцев на землю. Вся земля (вместе с людьми на ней) принадлежала царю, он „жалував" (давал право пользоваться) ее своим боярам, дворянам за их службу. Это и отразилось в московском языке. Всякая стала плата (от государства, общества или лица) называется „жалование", то есть ласка. Это также отразилось в языке. Москвини – аристократы и мужики – называли себя „царскими людьми" к XVIII ст., а затем – „русскими". Все европейцы свою народность выражают в относящейся к существительному форме (КТО): поляк, чех, серб, хорват, словак и тому подобное. Москвини же употребляют форму прилагательного „русский", то есть ЧЕЙ. Москвин психически не мог воспринять относящейся к существительному формы „русин".
Павел Штепа
Родился Павел Штепа 12 сентября в 1897 г. в станице Новодмитривской на Кубани, казак - белогвардеец.
Не со всем в строках автора можно согласится. И все же, правда есть...
| |
