| Здесь произошёл один из тех случаев, благодаря которым Сирко вошёл в историю Сечи как самый остроумный кошевой. После знаменитых побед при Рокруа и Фрейбурге имя принца Конде произносилось почти с таким же трепетом, как королевское. Но для сечевого полковника это не имело никакого значения: глядя на огромный парик принца, Сирко вежливо поинтересовался - не оттого ли принца величают "Великим”, что у него такой большой парик? Принц рассмеялся и ответил, что с удовольствием будет видеть в своей армии подобных острословов.
В этот день, 19 апреля 1645 г., между Конде и Хмельницким было подписано соглашение - на французскую службу поступали 1800 пеших и 800 конных запорожцев. Королевская казна платила казакам по 12 талеров в месяц, а старшинам по 120; кроме этого, каждый получал "сукна тонкого французского цветного по 12 аршин”. В соглашении оговаривалось, что казачий корпус является самостоятельной единицей французской армии и подчиняется лично принцу Конде.
В сентябре казаки походным порядком выступили к Балтийскому морю, и в октябре прибыли в Гданьск, где их ждали французские корабли. Выгружались казаки на берегу пролива Па-де-Кале в окрестностях Дюнкерка - в то время сильной голландской крепости, занятой испанцами. Соединившись с армией Конде, казаки участвовали во взятии нескольких вражеских крепостей на севере Франции, проявив воинское мастерство и редкую отвагу. Во всеуслышание заявив, что казачья пехота одна из лучших в мире и постоянно ставя её в пример своим войскам, Конде приказал казачьему корпусу захватить Дюнкерк.
В крепости, которую уже пять недель пытались взять французские войска во главе с герцогом Энгиенским, находился пятитысячный испанский гарнизон, прикрываемый с моря военной эскадрой.
Хмельницкий разделил свой корпус на две части: тысяча казаков под командованием полковника Сирко и имевших огромный опыт морских боев старшин Гаджи и Чарноты, посаженные на французские корабли, должны были атаковать Дюнкерк с моря; большая часть казаков оставалась в составе армии Конде для штурма с суши.
Когда корабли с казачьим десантом ночью приблизились к Дюнкерку, они были окружены испанской эскадрой. По числу кораблей неприятель превосходил французскую флотилию вдвое, по огневой мощи имел подавляющее превосходство - значительную часть французской флотилии составляли обычные транспортники, загруженные людьми и лошадьми. Часть французских офицеров предлагала сдаться. Тогда Сирко взял командование на себя. Отдав приказ казакам готовиться к абордажному бою, а французским артиллеристам подготовиться открыть огонь, он велел поднять белые флаги на всех судах. Когда испанские корабли при-близились, чтобы принять капитуляцию, Сирко приказал сразу идти на абордаж.
Испанцы были готовы ко всяким неожиданностям и дали ответный залп, повредив многие французские корабли. Но было поздно - с последних палили картечью фальконеты (мелкокалиберные пушчонки, нередко имеющие несколько стволов на одном удлинённом лафете), сметая с вражеских палуб всё живое, и на всех вёслах спешили набитые казаками шлюпки.
Казаки атакуют турецкий корабль
Рукопашный бой завершился победой казаков, был пленён командир испанской эскадры адмирал Мардик. Поднявшись на борт испанского флагмана со своего начавшего тонуть корабля, Сирко поставил перед ним ультиматум - смерть или быть лоцманом у французской флотилии. Адмирал выбрал второе и провёл флотилию - мимо вооружённой орудиями лоцманской башни, прикрывающей вход в канал, ведущий из открытого моря в Дюнкерский порт, а затем по самому каналу.
В это время начался отлив, и два транспортника с десантниками сели на мель. С рассветом они неминуемо были бы обнаружены и расстреляны крепостными батареями. Казаков, конечно, можно пересадить на другие корабли, но как быть с орудиями и лошадьми?
До рассвета не более часа времени, к тому же поднять артиллерию и лошадей вручную на высокие палубы боевых кораблей было крайне трудно, а транспортники, повреждённые испанским огнём, и без того едва держались на плаву. Сирко и здесь нашёл выход, приказав опорожнить все имевшиеся бочки, настилать на них доски и на полученных плотах доставлять на берег орудия и лошадей.
Казачья артиллерия оказалась на суше и открыла огонь по крепости, казаки атаковали преграждавшее им дорогу городское предместье. Оно было захвачено и запылало, в клубах дыма можно было разглядеть казачью батарею, ведущую огонь прямой наводкой по выходившим к порту крепостным воротам, и спешащих к крепостным стенам казаков со штурмовыми лестницами, прикрываемых со стороны соседних ворот конным отрядом.
Между тем, перебросить основные силы гарнизона, чтобы уничтожить десант, испанцы не могли. Де Брежи не зря считал Хмельницкого "очень способным полководцем” - под Дюнкерком тот полностью оправдал эту характеристику. Отказавшись от обоза, взяв с собой во вьюках лишь боезапас и минимум продовольствия, с главными силами своего корпуса гетман оторвался от армии Конде, ускоренным маршем двигаясь к Дюнкерку.
Часть казаков передвигалась верхом, другие, держась за стремя всадника, бежали рядом. Так, чередуясь, отряд Хмельницкого намного опередил армию Конде и очутился у Дюнкерка в ночь, когда туда отплыли десантники полковника Сирко. Когда со стороны крепостной гавани донеслись звуки боя, казаки Хмельницкого начали штурм с суши, ворвались в Дюнкерк, а когда на примыкавшей к морю крепостной стене появились казаки Сирко, сопротивление испанцев прекратилось. Над главной крепостной башней вместо флага с Кастильскими львами поднялись два знамени - одно с французскими королевскими лилиями, и второе - с православным восьмиконечным крестом.
За штурм Дюнкерка запорожские старшины, в том числе Хмельницкий и Сирко, были награждены французскими орденами. По истечению срока соглашения с принцем Конде часть казаков во главе с Хмельницким возвратились домой, однако большинство заключили новый договор и под командованием Сирко ещё два года участвовала в европейских войнах. Обычно казаки действовали вместе с королевскими "серыми мушкетерами” - лучшими солдатами французской армии, не раз им приходилось выступать и в роли личной охраны короля.
В этот период у Сирко появился близкий друг-француз - лейтенант мушкетеров 34-летний Шарль дю Бас де Фезензак сьер де Кастельмор, которого приятели звали по титулу матери - граф д’Артаньян. О боевых делах и любовных похождениях двух друзей - казачьего полковника и лейтенанта мушкетёров - существует множество воспоминаний современников.
Запорожец и мушкетёр
В предисловии к книге "История борьбы казаков против Польши” французский историк Пьер Шевалье поставит в заслугу графу де Брежи следующее: "Вы завербовали немало тех искателей приключений для службы в королевской пехоте, которых подобрали в Польше и повели во Фландрию, где их оружие часто уничтожало много врагов; французским же войскам не приходилось вдохновлять их своей воинственностью, потому что им хватало собственной смелости”.
Вернувшись на Запорожье, Сирко командует полком сечевиков в казацко-польских воинах 1648-54 гг. Однако после заключения в Переяславле унии между Московией и "козацькой Украйной вид Чигирина до Конотопа” пути Ивана Сирко и Богдана Хмельницкого расходятся. Запорожцы и верхушка реестрового казачества преследовали в этих войнах разные цели. Сечевики сражались за полную независимость Украины от любой другой страны, а верхушка реестровиков силой оружия добивалась от Речи Посполитой уравненния в правах с польско-литовской знатью. Тем более, что многие из них, как тот же Хмельницкий, были породнены с этой самой родовой аристократией и носили её гербы.
Когда в 1648 году польская армия потерпела от казацко-крестьянских войск сокрушительные поражения под Жёлтыми Водами, Корсунем и Пилявой, Речь Посполитая практически лишилась какой-либо вооружённой силы, её население бежало с восточных районов в Центральную Польшу. Страна лежала беззащитной у ног Хмельницкого, и он мог идти на Варшаву победным маршем, не встречая сопротивления. Но вместо этого гетман двинул свою армию в направлении Львова, затеял долговременную осаду не представлявшей никакого военного или политического значения захолустной крепостицы Замостье - не предпринимая на деле никаких практических шагов для её захвата.
Пока его армия без дела топталась у Замостья, сам Хмельницкий развил бурную деятельность: вступил в переговоры с сенаторами Речи Посполитой относительно избрания нового короля, отправил на Сейм своих представителей, дал торжественную клятву исполнять все повеления короля.
Действительно, когда новый король Ян Казимир потребовал от гетмана освободить захваченные территории и прекратить войну, тот подчинился и отступил аж до Киева (не забыв выпросить для реестрового казачества ряд льгот).
Такая же ситуация произошла и в 1649 году, когда война разгорелась вновь и королевская армия была наголову разгромлена под Зборовом. Вместо пленения трясущегося от страха Яна Казимира, Хмельницкий преклонил перед ним колени и поспешил заключить новый договор. Об интересах крестьянства в нём опять не было ни слова, зато число реестровиков было увеличено до 40 тысяч, их земельные наделы значительно увеличены, они получили право иметь двух надпомощников и т.д. Ещё большие права получила реестровая старшина (долгожданное право на "ранговые маетности”) - не говоря о самом Хмельницком, ставшем властителем Чигиринского староства (к которому он по случаю "присовокупил” богатый городок Млиев, принадлежавший прежде князю Конецпольскому и приносивший 200 тысяч талеров годового дохода).
Доверие между казаками и крестьянством было потеряно, и армия Хмельницкого в кампании 1651 года потерпела жестокое поражение под Берестечком. На этот раз уже Речь Посполитая диктовала условия гетману, сводя на нет всё достигнутое прежде. Вот когда реестровой верхушке понадобился сильный союзник, который ради территориальных приобретений и улучшения своего стратегического положения сохранил бы главенствующее положение "гетманского уряду” на "козацькой Украйне”.
"Переяславская уния” с Москвой стала, по существу, вынужденной мерой реестровой старшины ради сохранения своей власти на контролируемой ею части Украины. Поэтому на "чёрной раде” в Переяславле и не присутствовали представители запорожского казачества, которое сражалось вовсе не за смену власти польского короля на власть русского царя. В этом причина и последовавшей за Радой череды междоусобных войн на Гетманщине - части "коцацькой Украйны” в составе Московщины.
Полковник и Кошевой атаман Иван Сирко дружил со многими гетманами русской Гетманщины и польского Заднепровья, с большинством атаманов "вольного казачества”, но не поддержал никого из них в украинских междоусобицах. Он порвал отношения с гетманами И. Выговским и Ю. Хмельницким, добивавшимися возврата Гетманщины в состав Польши, враждовал с гетманом Заднепровья (Правобережная Украина) П. Дорошенко, ради объединения под своей властью всей Украины вступившим в союз с Турцией и Крымским ханством. Сирко порвал отношения и с гетманом русской Гетманщины И. Самойловичем, стремившимся сократить земельные владения Запорожья и даже однажды устроившим ему продовольственную "блокаду” - но принял меры, чтобы это противостояние не вылилось в вооружённое столкновение. Разыгрывая "антимосковскую карту”, он принял на Сечи самозваного "царевича Симеона”, но не переступил опасной черты и по требованию Москвы выдал его царскому правительству.
Всю жизнь у Сирко был один главный и постоянный враг - Оттоманская империя и её сателлит - Крымское ханство. Против них он совершил десятки походов - и как сечевой Кошевой атаман, и как союзник русского царя.
Впервые с русским войсками он успешно действовал против крымского хана в 1660-61 гг., за разгром татарских орд в низовьях Буга и Днестра царь "одарил” Сирко соболями на 300 рублей и пожаловал 200 рублей золотом. Весной 1675 года, возглавив запорожских, донских казаков и калмыцкую орду, Сирко разгромил турецкие и крымские войска, вторгшиеся на Украину с последующей целью набега в Московию. Командовал запорожцами Сирко и в сражениях под Чигирином, когда русские войска и его сечевики предотвратили нашествие 200-тысячной турецко-татарской армии на Левобережную Украину.
Сражаясь с турками и татарами, Сирко одновременно защищал от набегов и Речь Посполитую, отчего король Ян III Собесский (войска которого казаки Сирко изрядно потрепали в 1659 году, когда Польша в союзе с крымским ханом хотела возвратить себе Днепровское Левобережье) был вынужден признать кошевого Сирко "славным воином и умелым вожаком”.
Талантливый полководец, Сирко не только защищался от набегов, но и громил противника на его территории, совершив ряд походов в турецкие владения на Буге, Днестре, в Придунавье и опустошительных вторжений в Крым. В историю Запорожья вошёл один из таких набегов, события которого до сих пор оценивается по-разному.
В 1675 году запорожская конница внезапным броском преодолела Крымский перешеек, ворвалась в Крым и, разгромив орду в генеральном сражении на Сиваше, вихрем пронеслась по Крыму, освободив из неволи свыше семи тысяч пленников. Оставив за спиной Колончак и Чёрную долину, казаки с бывшими невольниками расположились на отдых, и здесь три тысячи освобождённых стали просить разрешить им возвратиться обратно в Крым, где у них остались смешанные семьи и ставший привычным образ жизни.
Подумав, Сирко согласился. Но, когда "возвращенцы” двинулись в путь, он велел молодым казакам, впервые участвовавшим в походе, догнать уходивших и вырубить всех до единого. Когда приказ был выполнен, он подъехал к мёртвым телам и поклонился им: "Простите нас, братья, а сами спите здесь до страшного Господнего суда вместо того, чтобы размножаться в Крыму среди басурман на наши христианские молодецкие головы и на свою вечную без крещения погибель”. Потом он поклонился выполнившим его приказ казакам, прося прощения за то, что обагрил их души кровью. Сказал, что вина за это перед Богом на нём одном, а им нужно жить и воспитывать детей, которые должны помнить, какой страшной ценой платила Украина за свободу. Но этот суровый воин, которого турки и татары звали "семиглавым драконом” и "урус-шайтаном”, потерявший в боях за Украину двух сыновей, был великодушным и отзывчивым человеком. Когда в Крыму бушевала бубонная чума, он разрешил татарам переселиться на запорожские незаражённые эпидемией земли, а противникам такого решения лаконично ответил: "Будем людьми”.
В 1664 году стареющий, израненный Иван Сирко перебрался на Слободскую Украину, поселившись с женой и двумя дочерьми на Харьковщине, в слободке Артемовке, в двух верстах от Мерефы. Обзавёлся мельницей, пасекой… Но мирная жизнь продлилась недолго. В 1665 году Сирко был избран полковником Харьковского слободского казачьего полка, вместе с которым поддержал вспыхнувшее на Слобожанщине казацко-крестьянское восстание против произвола старшины и царских воевод.
После подавления восстания он возвратился на Запорожье, где встретил радушный приём. В это время он устанавливает тесные контакты с предводителем казацко-крестьянского восстания в России Разиным, которого хорошо знал по войне 1648-54 гг. на Украине, когда тот в армии Хмельницкого командовал донским казачьим полком. Предполагают даже, что он хотел оказать вооружённую помощь старому товарищу, но не успел.
Такое поведение Сирко сделало его врагом Москвы, и когда в апреле 1672 года он оказался на Гетманщине с малочисленной охраной, царские власти его арестовали, отправили в Москву и затем сослали в Сибирь - в Тобольск. Запорожцы тут же отправили к царю посольство с требованием возвращения Сирко. С такой же просьбой обратились к Москве и поляки, поскольку без Сирко Польша стала регулярно подвергаться опустошительным татарским набегам. Вдобавок к этому и в самой России ожидали очередного вторжения турок с ордой - и в результате уже в начале 1673 года Иван Сирко был возвращён из ссылки, вернувшись на Запорожье.
Прославленный полковник и кошевой, командовавший казаками в 55-ти крупных сражениях против поляков, турок, татар, русских и не проигравший ни одного из них, умер в 1680 году в хуторе Грушёвка на Харьковщине (ныне село ленинское Днепропетровской области). В "Летописи” Самойла Величка читаем: "Того же лета, 1 августа, преставился от этой жизни на своей пасеке Грушевке, проболев определенное время, славный кошевой атаман Иван Сирко... Похоронили его с почестями, с превеликою пушечною и мушкетною стрельбой и с великой скорбью всего Низового войска. Ибо это был преданный и счастливый вождь, который с молодых лет вплоть до своей старости... не только славно воевал за Крым и сжег в нем некоторые города, но также громил в диких полях... многочисленные татарские чамбулы и освобождал пленников”. По Днепру его тело было доставлено к Чертомлыцкой Сечи и там похоронено с воинскими почестями на сечевом погосте.
В 1709 году, по приказу Петра I, во время разгрома Сечи кладбище подверглось надругательству - солдаты даже разрывали могилы и отрубали головы покойникам. Казаки из осаждённой Сечи успели отбить останки своего атамана. Во второй раз похоронили его уже в 30-х годах XVIII века - когда в 1732 году Императрица Анна Иоанновна разрешила бежавшим казакам вернуться на Запорожье - у села Копуловка (теперь Никопольского района Днепропетровской области).
Однако в 1775 году Сечь была окончательно уничтожена. Собирались тогда каратели уничтожить и прах Сирко. В селе до сих пор рассказывают, как капуловцы подменили останки прославленного атамана, перезахоронив его в клуне одного из селян.
Сирко на одном из репинских эскизов
При строительстве в 1967 году Каховского водохранилища прах Сирко был отправлен на изучение, а годом спустя перенесён от подтопления в скифский курган у другого конца села. Было установлено, что атаман умер в возрасте 70-75 лет. Тогда же по черепу в Москве был выполнен его скульптурный портрет. Однако до сих пор при упоминании Сирко все вспоминают его образ с картины И. Репина "Запорожцы пишут письмо турецкому султану” - тем более, что авторство того самого письма 1676 года приписывается именно ему.
Череп Сирко долгое время находится в Москве, пока в 1990 году его не вернули на Украину. Здесь он, вроде бы, хранился в краеведческом музее в Днепропетровске - пока уже в 2000 году не был, наконец, захоронен вместе с другими останками прославленного кошевого.
Курган на окраине Копуловки, где был
перезахоронен прах легендарного кошевого
Одна из легенд про Сирко гласила, что великий воин даже после смерти помогал казакам побеждать врагов. Он будто бы завещал им отрезать после смерти его правую руку и ходить с ней в походы. Казаки, идя в бой, выставляли вперёд его руку: "Душа и рука Сирка с нами!” Захоронили руку кошевого только после разрушения Сечи...
Донские татары-казаки
В.Т. Новиков
В первые пять лет XIX столетия традиционные для казаков Черкасских станиц кулачные бои были ожесточенными - как никогда ни до, ни после этого. Всего станиц было на острове 11: считавшаяся за две Черкасская, Середняя, Павловская, Скородумовская, Тютеревская, Прибылянская, три Рыковских и Татарская. Последняя была населена казаками-татарами, исповедывавшими ислам. В XV - начале XVI века почти все казаки, известные по документам службы в составе российского Посольского приказа, были татарами (во всяком случае, носили татарские имена): Резяк и Курман Азербаевы, Чюра Албазеев, Темеш Кадышев, Кадыш Абашов, братья Мерег, Тевекель и Тулуш Бакшеевы, Тюлетек Тевекелев, Тойхозюба Ирашов, Тулхозя Ахматов, Мерють Апсеинов, Байкула Олферов и т.п. В ряде случаев и проглядывает что-то в будущем русское: Алферовых, Бакшее-вых и Кадышевых и сейчас среди казаков немало. Даже те, кто татарином, вроде бы, не был, как один из основателей запорожского казачества Евстафий Дашкович, внешне, по языку и по натуре были столь неотличимы от татар, что, совершенно не опасаясь быть разоблаченными, могли находиться среди них. Да и русскими пленниками Дашкович торговал с большим энтузиазмом, ни в чем татарам не уступая. Для Богдана Хмельницкого татарский язык был вторым родным. Степан Разин, современниками-иностранцами изображавшийся в чалме, прекрасно владел тюркскими языками, а целью своего похода вверх по Волге объявлял восстановление Астраханского царства - и похоронен был после казни в Москве на Татарском кладбище. Другая знаменитость - Фрол Минаев, донской атаман, сподвижник Петра I в азовских походах - был выходцем из Среднего Поволжья с фамильным прозвищем явно тюркских корней - Кунилов. Из издревле населенного татарами-казаками Темникова прибыл на Дон и прародитель известнейшего донского рода Иловайских, чье имя переводится с тюркских языков, как "люди рода медведя". Когда осенью 1772 г. в Черкасск прибыл генерал Черепов, чтобы задержать подозреваемого в измене войскового атамана Степана Ефремова, среди инициаторов волнений - наиболее ярых ревнителей старины - были казаки Муса Алиев, Муса Тюмеев, Ромазан Тахтаров, Дурбан...
Так вот, в черкасских кулачных боях одной из сражающихся сторон были донские татары - хотя были на их стороне и некоторые казаки других станиц. По каким признакам они собирались в команду, можно лишь предполагать. Но все равно, их было маловато против объединенных сил десяти других черкасских станиц, и традиционно им не возбранялось приглашать для усиления рядов бойцов издалека. Из самой Казани ехали лучшие кулачные бойцы. В год, о котором с содроганием вспоминали казаки, на татарской стороне выделялось богатыри Алейка и Аблашка. О последнем говорили, что был три аршина с вершком (215 см) роста при широченных плечах и мощной груди.
На стороне черкасских казаков выделялись три богатыря - Жученков, Мыльников и Назаров. Жученковы - самый старый из родов Черкасска. Их предок то ли в 1571, то ли в 1517-м (так у донского историка Евграфа Савельева, но две последних цифры могли перепутать при типографском наборе) купил у ногайского князя участок земли, на котором и был основан город. Тот первый Жученко, как уверяли Петр Краснов в "Картинах былого Тихого Дона" и профессор Богачев в "Очерках географии Всевеликого Войска Донского" - был "жидовином" (как, впрочем, и многие другие основатели черкасских казачьих родов). Скорее всего, он был караимом - потомком иудеев-хазар. Ко времени, о котором мы ведем рассказ, Жученковы были своего рода донские ротшильды. По богатству с ними могли соперничать разве что армянского происхождения казаки из атаманской династии - Ефремовы, да Шапошниковы. Иудаизм, если и имел когда-то место, давно уступил у них место старообрядческому православию (еще в 1917 году старостой Старочеркасской старобрядческой общины был Жученков, а его помощником - Шапошников).
В 1804 году Россия не вела масштабных боевых действий. Многие казаки, в том числе десятки генералов и сотни офицеров, находились по станицам. И они были любителями сойтись в кулачном бою, где в расчет принимались только личные бойцовские качества и умение организовать бой. Генерал-лейтенант Иван Иванович Краснов (внук атамана Бугского казачьего войска и дед будущего атамана Войска Донского) писал, что кулачные бои в станицах готовились с учетом достижений военно-стратегической мысли и тактического искусства - составлялась диспозиция, определялись ударные и резервные группы, возможности маневрирования, места для засад...
Бои в Черкасске длились несколько часов, с обеих сторон участвовало по 500 и более человек. Но в 1804 году народу дома было так много, а желание сойтись в бою так сильно, что после полудня к месту боя подтянулось по несколько тысяч казаков каждой из сторон!..
Казаков с детства готовили к самостоятельным действиям в отрыве от основных сил, нередко в одиночку. Русская поговорка "один в поле не воин" - это не про них, да казаки себя русскими и не называли, имея отличный от русских образ мышления и стереотип поведения.
"Каждый казак сам себе - атаман". Это для русского "на Mipy и смерть красна" - казак один, даже атакуя в строю. Успех знаменитой кричащей и свистящей казачьей лавы был, как правило, следствием высочайшей индивидуальной выучки - в том числе в боевых единоборствах. Казак согласовывает свои действия с соседями по строю и с теми, кто подает команды, а не слепо действует в повиновении кому-то. Иван Иванович Краснов называл управление казаками в бою "военным самоуправлением".
И вот несколько тысяч таких бойцов, каждый из которых мог справиться в бою с двумя противниками, одновременно атакующими его, сошлись померяться силами - без поддавков и оглядки на публику и начальство. На войне в руках казаков было оружие, да и схватки там были скоротечны. А здесь бились насмерть часами напролет и голыми руками. Было отчего ужасаться и 30 лет спустя!
Кровь растекалась по льду озера. Татары сначала держались дружнее, и в какой-то момент им удалось оттеснить и окружить Жученкова и Мыльникова. Те своими пудовыми кулаками десятками укладывали противников, но доставалось и им. Озверевшие противники рвали в клочья одежду друг на друге и били, не сдерживая себя более ничем. С обеих сторон появились убитые, и татары, пока выручка не поспела, норовили завалить Жученкова с Мыльниковым. Десятки и десятки казаков, очертя головы, бросались на выручку, их встречали громадные кулачищи Аблашки. В итоге татары дрогнули - может, их было меньше, и офицеров на порядки меньше, чем среди противников, и те лучше организовали свои действия. Краснов что-то писал об обходных маневрах - может, и "засадный полк" появился на поле боя. Как бы то ни было, татары отступили. Преследовали их до моста через протоку, отделявшую Татарскую станицу от остальных десяти. Ликуя, казаки четверть часа кричали у протоки, растрачивая силы. А тем временем в Татарской поднялись все, кто мог передвигаться, включая женщин, детей, стариков и столетних старух. У кого силенки были, брал дубину поздоровее, более слабые довольствовались дрекольем из разобранных плетней.
И когда эта обезумевшая от ярости толпа кинулась к мосту, не выдержали уже казаки, обратившись в бегство. Залитый кровью лед Ромазанова озера, десятки убитых и сотни искалеченных бойцов - вот итог небывалого боя. На будущий год столицу перенесли в Новый Черкасск - в местность, именовавшуюся ранее Бирючий Кут (с татарского - Волчий Угол). Часть казаков перешла на новое место, часть осталась в Старом Черкасске или спустилась по Дону ниже - в Гниловскую, разбрелась по другим станицам. В том же 1805 году разразилась война с Наполеоном, армию ждал разгром при Аустерлице. Потом очередная война с турками, на Севере пришлось завершать дело, начатое Петром I по укрощению шведов. Далее Отечественная война 1&12 года и триумфальное шествие казаков по Европе. Драк хватало и помимо домашних! А когда войны окончились, оказалось, что и былые кулачные бои отошли в область преданий, оставшись лишь как развлечение. Прежние кулачные бои были явлением именно общественной жизни, политики в высоком понимании этого слова, обеспечивая подлинное равенство граждан. Раз в год казаки били в кровь морды, калечили или даже убивали тех, кого считали мерзавцами. Чем больше людей считали тебя таковым, тем меньше шансов было у тебя уцелеть в побоище. Нечестность с согражданами обходилась дорого, порою в собственную жизнь или жизнь твоих близких. Главные бои проходили на масленицу, где-то через месяц-полтора после ежегодных на Новый год перевыборов станичных атаманов, их помощников и судей. Процедура эта, как обычно в обществе с демократическим устройством, оставляла немало неудовлетворенных личных амбиций. Кулачные бои в Прощеный день, предоставляя возможность набить физиономию оппонентам (или, напротив, схлопотать от них), напряжение это снимали. Донская история более уже не упоминает о приезде казанских бойцов. Сходят помаленьку на нет и донские татары. Татарская станица существовала несколько десятилетий на новом месте близ Новочеркасска, но после Крымской войны большая часть казаков-мусульман выехала в Турцию. Из великих кулачных бойцов сохранились сведения лишь о Матвее Федоровиче Корытине. Кажется, он был торговым казаком одной из Новочеркасских станиц, но в чем заключались его подвиги, уже не известно. А если говорить о знаменитых бойцах вообще, то, пожалуй, наиболее популярен был живший в XVIII веке Козин - казак то ли Багаевской, то ли Манычской станицы. Был он страстный охотник и рыболов, жил бобылем. Многократно демонстрировал и свои бойцовские качества в боях против нескольких противников сразу из числа донских татар. Те так были восхищены его силой и умением, что, улучив момент во время охоты на уток, опрокинули лодчонку и скрутили его, накинув сеть. После чего увезли в степь, где он несколько месяцев, если не лет, был занят воспроизведением потомства для ослабевшего татарского племени - для чего к нему свозили девиц со всей округи. В конце концов Козин бежал, убив двух сопровождающих...
Kaz_turk
В 1783г. по окончании войны с ногайцами командующий генерал Суворов передал донским казакам их долю добычи, где помимо 30000 лошадей, 40000 голов крупного рогатого скота, 200000 овец было и 4000 пленных ногайцев.
Судьба их складывалась по-разному. Некоторых родичи выкупали обратно. Детишек разбирали по семьям, особенно бездетные казаки, и они вырастали полноправными казаками, нося фамилии приемных родителей. Очень известен был на Верхнем Дону дворянский род Астаховых от такого пленника, например.
Женщины очень часто шли в услужение в богатые казачьи дома и донской говор не знал слова "горничная", так как его заменяла "ясырка". Вряд ли их участь была тяжелой. У низовых казаков, где и была основная масса богатых станичников, до первой трети XIX века бытовой язык был татарским и кухня практически не отличалась, разве что казаки и казачки, в отличие от мусульман-ногайцев охотно пили вино и делали это, если не было войны, с утра до вечера. Носило это характер пышных застолий с тостами за всех присутствующих, их родителей, их родственников и хороших знакомых, но за каждого в отдельности. Все, разумеется, с песнями и буйными плясками. Пили они слабое виноградное вино, типа шампанского, так что выпить могли много, но, провожая гостей, обязательно давали несколько стопок чего-нибудь "сногсшибательного". Считалось неприличным, если гости уходили и у них при этом не подкашивались ноги. Следует отметить, что и в отсутствие мужей богатые казачки занимались этим же самым, но уже в обществе ясырок, да где-то и ясырей, вероятно. Нравы строгими не были и нередко, вернувшись из похода через два-три года, казачий какой-нибудь полковник обнаруживал, что его семейство, тем не менее, прибавилось за это время на пару-тройку малых деток, из которых один мог быть сыном или дочерью пленного турка, другой - шведа, а третий и вовсе от проезжего еврея. Но далеко не во всех казачьих семьях была надобность в горничных, да и с производством детишек успешно справлялись в отсутствие мужей - свекры, бытовал и такой обычай, отчего в гражданскую войну 1918-1920 гг. красные казаки, в основном молодежь, встретившись с белыми, из более зрелых, как правило, возрастов, кричали им обидное: "Снохачи!" и норовили "отвязать котелок" (отрубить голову, на казачьем сленге) даже родному отцу, если тот попадался навстречу.
Так вот, когда размер ясыря был значителен, часть селили компактными группами и они постепенно, через два-три поколения врастали в казачью среду. Отчего, вероятно, произошло и название хутора Ясырев, Каргальской станицы. Вообще, казаки задонских хуторов станиц 1-го Донского округа, о котором речь идет в этих главах, и по сей день имеют зачастую калмыковатую или татарскую внешность. Здесь, как правило, ясырь и расселяли, когда угроза нападений с этой стороны стала исчезать, а бежать в эту сторону означало лишь искать не самых приятных приключений.
Отсюда и религиозные воззрения донских казаков, которые далеко не всегда были этакими эталонными приверженцами ортодоксального Православия, как иногда пытаются представить это теперь.
Здесь уместно будет, видимо, привести достаточно обширные цитаты из 1-го тома сочинений историка религии А.П. Щапова, изданного в Санкт-Петербурге в 1906г., где он, в свою очередь, обращается к многочисленным источникам, пытаясь дать максимально полную картину и причины столь непростого явления, как русские раскол и сектантство. Приводит он интересные документы, во многом опровергающие официальную версию о происхождении донских казаков в основном от беглых русских. Так он цитирует донесение царю от 1646г.: "... вольные люди, которые посланы, были на Дон, и на дорогу получили казенное денежное жалование, начали убегать с Дону, а вольные люди прибору ключника Василия Угрюмова побежали мало не все и на тех беглецов смотря, бегут и иные вольные люди разных городов беспрестанно... да с Дону же бежали шацкие и тамбовские новоприборные люди с сотниками и с товарищами, а, сговорившись между собою, подняв знамена, с Дону от войска пошли" (Дополнения к Актам историческим. Том IV. № 90).
| |
